В послевоенные годы в небе Белоруссии погибло немало военных лётчиков. В то время об этих событиях, как и о самих пилотах ничего не сообщалось. Всё было под грифом «секретно». Сегодня рассказ об одном из таких лётчиков Сергее Михайловиче Крошине.

Они разбросаны по всей Беларуси – эти скромные обелиски, которыми по старой, ещё фронтовой, авиационной традиции отмечены места ушедших здесь в своё последнее пике военных лётчиков. Их много, увы, очень много. Как метко сказал легендарный капитан Титоренко из ставшего гимном всем погибшим авиаторам фильма «В бой идут одни старики»: «Я по этим маршрутам и через сто лет смогу без карты летать, потому – что здесь везде – могилы наших ребят. Здесь же не одна эскадрилья – дивизия легла!» На послевоенных белорусских маршрутах – это уж точно дивизия, а возможно и не одна. У лётчика, и от этого никуда не денешься, всегда две могилы – одна на месте где оборвались его полёт и жизнь и на кладбище – где он официально похоронен. На месте гибели лётчика, а здесь по преданию вечно витает его душа, а в земле, увы, зачастую покоится и большая часть его останков, несмотря на официальные запреты и устанавливались их однополчанами скромные обелиски. Обычно – это часть самолёта – крыло или киль, замурованные в бетон. На дюрали – фото лётчика. Надпись под ним, как правило, очень скупа – за этим строго следили соответствующие компетентные органы. Ни тебе звания, ни тебе должности, не говоря уж о принадлежности к какому-либо конкретному полку. Установленные неофициально, без всевельможного дозволу, «засекреченные» обелиски с прошествием времени постепенно становятся ничьими, бесхозными. Всё реже и реже приезжают к ним однополчане, ещё реже, живущие, как правило, далеко от этих мест, родственники. И лишь сердобольные старушки из окрестных деревень, верные своей материнской солидарности, захаживают на эти дюралевые погосты, чтобы положить полевой цветок, поклониться и в сотый раз прочесть уже едва видимые строки и вглядеться в выгоревшую на солнце фотографию неизвестного им лётчика.

Вокруг самих пилотов и обстоятельств их гибели с годами плодятся и передаются из уст в уста самые невероятные истории и небылицы, которые ввиду пресловутой секретности вынуждены придумывать люди. Нет, увы, этих обелисков ни в райкомовских, ни в военкоматских перечнях и списках. Не попадают они и в многостраничные книги «Памяти». Вот такая получается «память» без памяти.

Однажды служебные дела привели меня в добрый город Слоним, что на Гроднинщине. Обратно ехал, подфартило, на оказавшемся попутном УАЗике. Я да водитель-солдат, по национальности, как сейчас помню, чеченец. Выехали из Слонима – впереди деревня Тальковщина. – Теперь с дороги направо, - скомандовал я водителю, - и по просёлку на холм, за деревней. Он неудомённо пожал плечами, свернул, и мы, трясясь на ухабах, въезжаем на поросший лесом бугорок. – Стой, - приехали,- сняв фуражку, я вышел из машины. Перед нами, за оградой блестит на солнце замурованный в бетон правый стабилизатор от могучего МиГ-25РБ. На нём фото – молодой симпатичный парень пристально и очень серьёзно смотрит на нас из кабины «мигаря». Рядом, на металле, краткая «засекреченная» надпись: «Лётчику Сергею Крошину от боевых друзей». И дата установки обелиска «17.08.1986г.».

Капитан Сергей Крошин. Разве можно забыть его? Для меня, зелёного ещё лейтенанта, пришедшего в 1985 году в прославленный коллектив 10-го отдельного Московско-Кенигсберского Краснознамённого ордена Суворова III степени авиаполка, он был одним из кумиров. Великолепный спортсмен, отличный лётчик, за плечами Афган, орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» III степени (иногда в шутку его называли орден «шерифа»). Высок, строен, красив, мускулы играют. Быть бы художником - лучшей натуры для портрета лётчика не найти. Помню, что постоянно ловило себя на мысли, что в нём каким-то невероятным чудесным образом сочетались удивительная аристократичность любимца всех женщин тех лет французского актёра Алена Делона и блистательное испанское обаяние, мужественность, энергичность уважаемого тогда всеми мужчинами страны, легендарного хоккеиста Валерия Харламова. А какая у него была искренняя, удивительная улыбка! Ему очень шло его имя – Сергей, что с римского «Сергиус» - высокий. Стройный, худощавый с длинными руками, он творил настоящие чудеса на волейбольной площадке, не было ему равных и за теннисным столом. А если уж он добирался до не очень-то любимого лётчиками лопинга, то крутил на нём такие бочки-петли, что даже у стоящих рядом зрителей мозги закипали, а он только улыбался. Ко всему прочему от него всегда веяло какой-то необыкновенной надёжностью, основательностью. Такие люди притягивают к себе. Здесь, на окраине деревни Тальковщина, оборвались полёт и жизнь этого прекрасного украинского парня, лётчика-разведчика Сергея Михайловича Крошина.

Нахлынувшие тогда воспоминания разбредели душу. Присел на камень. Всё сразу понявший солдат-водитель нарвал полевых цветов и бережно положил их к подножию обелиска. Молчим. Вдруг за спиной слышу осторожнее покашливание. Обернулся. Стоит седой старичок и в пояс кланяется нам. – Спасибо вам, ребяты, спасибо, что не забываете товарища сваво. Сколько раз помянёте, столько и яблок ему будет из райских кущёв на свете, на том. - Да, что Вы, дедушка,- сказал ему, - нам-то за что кланяетесь. - Правильно кланяюсь, знаю, за что, - смахнул слезу, продолжал старичок. – Ваши ребята приезжают себя, порядок наведут, подкрасят. Радуется моё сердце стариковское, что есть ещё нам, коли гром грянет, на кого надеяться. Не опустели души их лётчиские, не опустели...

Посидели, поговорили. Пора и в путь. Долго, пока наш уазик не скрылся за горизонтом, стоял у обелиска на холме за деревушкой невесть откуда взявшейся старичок и махал нам сухонькой рукой.

Сергей Крошин мог по праву называть себя крёстником главнокомандующего ВВС Героя Советского Союза главного маршала авиации Павла Степановича Кутахова. Если бы не он, то будущее Сергея как военного лётчика было бы под большим вопросом. Так уж было угодно судьбе, чтобы родился Сергей на самом исходе 1958 года – 21 декабря и в школу пошёл, дабы год не терять, с шести лет. Окончил десятилетку в Васильевке, что на берегу огромного моря-водохранилища на Запорожчине. Но тянуло парня не к морю, не к флоту, а в небо! Но в военкомате только развели руками: молод ещё, приходи через год. Сергей рос без отца, мама воспитывала его с ещё двумя братьями одна. Жилось трудно, и ждать целый год он не мог. Вот и решился обратиться с письмом за отцовским советом и помощью в Москву, к маршалу. Павел Степанович нашёл время и лично ответил юному пареньку. Окрылённый тёплыми, добрыми словами прославленного лётчика шестнадцатилетний Серёжа Крошин гордо переступил порог. Черниговского высшего военного училища лётчиков имени Ленинского комсомола. Учился он на лётчика, что называется взахлёб. Сергей оказался из той редкой породы летунов от Бога, которых хлебом не корми, а дай только за ручку управления самолётом подержаться. Небом единым он был сыт и счастлив. Успешно освоил учебный Л-39, а в 1978 и сверхзвуковой истребитель МиГ-21АФ. На третьем курсе вдруг с большим огорчением обнаружил себя в списказ 20 «счастливчиков» - в учебном отделении, в котором готовили лётчиков для службы в тактической фронтовой разведывательной авиации на самолётах МиГ-21Р. Остальных курсантов продолжали готовить для истребительных частей. Это потом он поймёт, что служба в разведавиации почётна и очень сложна, а сами лётчики-разведчики – это самая, что ни на есть элита ВВС. А тогда… Но не даром же в развведавиации после училища первичная должность была не лётчик, а старший лётчик, и должностная категория сразу – «капитан», и 10 рублей сверху к окладу прилагали отнюдь не за красивые глаза. Сергей же, как и все курсанты, мечтал только о карьере лётчика-истребителя. Но, как говорится, службу не выбирают.

20 октября 1979 года под мирный оркестровый гром он получил диплом военного лётчика и назначение в 313-й (вот уж кто-то с номером «постарался»!) отдельный разведывательный полк, которым командовал подполковник М.Цимбалиста, с местом базирования в «жемчужине Закавказья» - в городке Вазиани, что в 8 километрах от Тбилисского аэропорта. Вместе с ним в сторону южную отправились и два его закадычных друга, тоже выпускники разведотделения, лейтенанты Владимир Рудницкий и Сергей Фирсов. В будущем этим «трём крылатым мушкетерам» (так их всегда изображали в училищной стенгазете) суждено будет быть всегда вместе, служить и летать рядом, крылом к крылу. В 313-м ОРАП «мушкетерам» очень повезло с командиром. Они попали во 2-ю эскадрилью подполковника Ивана Деменкова, слывшего не только отличным лётчиком, но и настоящим отцом-командиром, который мог с нерадивого и стружку спустить, но перед начальством за своих стеной стоял. В отпуск сразу после выпуска из училища ребят не пустили и поначалу все их мысли были о нём, о первом лейтенантском. Особенно рвался «на свободу» Сергей, где его ждала Светлана – студентка Хухронского медучилища. Судьба случайно свела их в Запорожье, и вспыхнувшая в их сердцах большая любовь, звала к алтарю. Это светлое чувство он пронесёт в своём сердце через всю свою жизнь.

Уже в декабре 1979 года лейтенант Крошин впервые поднялся с вазианского аэродрома на самолёте-разведчике МиГ-21Р, который, как и всё многочисленное семейство «двадцать первых» за треугольное крыло имел у лётчиков неформальное прозвище «балалайка». Лётчики-разведчики «ходили» в разведывательные рейды в тыл врага обычно парой, но так, дабы не привлекать внимание истребителей, в одиночку. А сыграть соло на разведывательной «балалайке» было очень и очень не просто. Если у могучих титановых разведсамолётов МиГ-25РБ главным козырем были огромная скорость, высота, автоматика, то МиГ-21Р, наоборот, был королём малых и сверхмалых высот, на которых он ходил буквально «по головам» противника. Лётчик, пилотируя, что называется «на руках», ориентировался визуально – «по кустам». Скорость при этом была весьма приличной – 700 – 1000 км/час.

Лётчику в кабине «балалайки»приходилось крутиться как белке в колесе: карта, курс, время, скорость, высота, счисление пути, маршрут, местность за бортом, ориентиры, управление самолётом, показания приборов, радиообмен с землёй… А ведь надо ещё и обнаружить, распознать, нанести на карту и передать координаты и время обнаружения цели, а затем правильно построить заход на неё и сфотографировать. И при этом не быть сбитым зенитными средствами или истребителями противника, а значит обладать отличной техникой пилотирования, умело «крутить» фигуры высшего пилотажа и вести воздушный бой. А в случае необходимости – умело поразить и наземную цель, а значит умело «работать» по земле бомбами, ракетами со сложных видов маневра. Словом, лётчик-разведчик должен был уметь делать всё и даже больше, причём, на мягко говоря, весьма не богатой «балалайке». Основными приборами при полётах по маршруту, к примеру, были – секундомер и компас…

В огромном семействе самого массового в мире сверхзвукового самолёта МиГ-21 (только в Союзе их напекли аж 10158 штук!) всепогодный тактический разведчик МиГ-21Р (изделие «94Р» по западной классификации – «Fishbed H»), занимает весьма достойное место. Разработанный на базе сверхзвукового перехватчика МиГ-21 ПФМ, внешне он отличается от всех своих собратьев-«балалаек», наличием на заканцовках крыла сигарообразных «огурчиков» – обтекателей антенн спецоборудования. К двум пилонам на крыле этого самолёта, предназначенным для подвески нескольких вариантов вооружения (2-х ракет ближнего боя Р-3С или 2-х блоков неуправляемых ракет УБ-32, или 2-х авиабомб), добавили ещё два пилона под сбрасываемые подвесные топливные баки на 490 литров каждый. Так как летать разведчику приходилось на малых высотах, где расход топлива очень большой, то за кабиной пилота, в гаргроте, установили дополнительный топливный бак на 340 литров, что обеспечило максимальную заправку самолёта в 3780 литров керосина. Несмотря на то, что максимальный вес у самолёта был довольно солидным – 8100 кг, тяга двигателей З11Ф2СК-300 на форсаже в 6175 кг, вкупе с максимально допустимой эксплуатационной перегрузкой в 8,5 единиц, позволяли подготовленным лётчикам крутить с противником такую жуткую, до черноты в глазах, «любовь», что ему приходилось очень не сладко. Тот же МиГ-25РБ «терпел» перегрузку всего в 3,8 единицы… Над землёй «балалаечные» асы носились на скоростях в 1150 км/час, а на больших высотах – 1700 км/час, забираясь на потолок в 15100 метров. Но если по пилотажным свойствам самолёт был что надо, то по части прицельного оборудования – лажа вышла. Каллиматорный прицел ПКИ-1 от царя Гороха (такие применялись ещё до Великой Отечественной) за прицел не считался, поэтому (голь на выдумку хитра!) бомбили, что называется «по сапогу», вынося точку прицеливания по крышке спиртобачка противообледенительной системы в лобовой части фонаря кабины. И попадали! Встроенной пушки у самолёта не было, поэтому по земле били бомбами и неуправляемыми ракетами С-5 и С-24. От истребителей противника можно было отбиться ракетами Р-3С с тепловой головкой самонаведения, но чтобы не пулять в белый свет (крышка спиртобачка в данном случае не помогала) применяли радиолокационный прицел РП-21М. Всё разведоборудование самолёта размещалось в сменных, подвешиваемых на специальный подфюзеляжный держатель, контейнерах типа «Д», «Р», «Т» и «Н». Оно позволяло вести радиотехническую, фото и телеразведку. Чаще других применялись дневные контейнеры «Д», которые оснащались панорамными и перспективными фотоаппаратами АФА-39 и АЩАФА-5М. В контейнерах для ночной аэрофотосъёмки, кроме специальных фотоаппаратов, устанавливались ещё и 128 фотопатронов ФП-100 калибром 100-мм на 128 фотовспышек. Бывало лётчики ночью, перед посадкой на аэродром, устраивали из ФП-100 в небе такую иллюминацию, такое светопреставление, что становилось светло как днём, а в окрестных деревнях, ошибочно почуяв утро, начинали дружно петь петухи.

Все разведывательные «балалайки» были выпущены в свет горьковским заводом № 21 им.Серго Орджоникидзе в период с 1965 оп 1971 год. Керосина в те годы хватало, летал, осваивая «балалайку» Сергей Крошин много и очень скоро, в 1980 году, стал лётчиком 3-го класса. В это время уже во всю разгоралось пламя войны в Афганистане, жуткие сполохи которой доносились и до Закавказья. Официально данные о наших потерях в Афгане до них никто не доводил, но уже начал летать по стране «чёрный тюльпан», а авиационный мир всегда был тесен и дружен. Вскоре им стала известна страшная цифра: за 1980 год «за речкой» погибло 47 лётчиков. По спине пробежал неприятный холодок: а вдруг завтра лететь и им? Молодые пилоты гнали тревожные мысли, успокаивая себя тем, что по уму в Афган будут посылать опытных, первоклассных лётчиков, а не «зелень». В их же 313-м ОРАП это, конечно же, не их вторая, а первая эскадрилья, где и лётчики поопытней, посильней, да и самолёты были современные Су-17М3Р. Но когда у нас что делалось по уму? И не только в армии. На глазах у молодых пилотов, рядом с их аэродромом в городе Рустави, скрывался от всей страны грандиознейший обман. Здесь построили огромный металлургический комбинат, жилой городок, а руды-то, как оказалось, нет. Пусто! Возили её потом сквозь смех и слёза со всей страны. И виновных в этой афёре, как всегда, не нашли.

Первые смутные предположения о том, что в Афганистан пошлют всё же их, возникли у ребят тогда, когда их в спешном порядке стали натаскивать на второй класс. Ну, а когда их начали по одному вызывать на «беседы» то к командиру, то к замполиту, то к особисту, все сомнения отпали окончательно – пришёл их черед. Менять им в Афгане было суждено лётчиков из 229-ой отдельной разведывательной эскадрильи из прикарпатского Чорткова, которые воевали там, на МиГ-21Р в составе 263-й разведэскадрильи базировавшейся в Кабуле. После того как до Вазиани долетела чёрная весть о том, что у чортковцев душманы уже сбили два самолёта, на душе у молодых пилотов стало, ох, как тревожно. Но виду никто не подавал. Храбрились ребята, как могли, поддерживая друг друга добрым словом, шуткой. Страна посылала двадцатидвухлетнего лётчика Сергея Крошина сотоварищи на войну. Были у страны лётчики и поопытней и посильней, но страна посылала именно их, зелёных лейтенантов. Бывалые лётчики, ветераны, только недоуменно пожимали плечами. Молодёжь в авиации всегда берегли, лелеяли. А тут – в огонь? Сергей войны не боялся, тяготило его только одно – расставание с любимой Светланой, которую он и видел-то очень редко, урывками. Она продолжала учиться в медучилище в далёком от Вазиане Херсоне и приезжала к нему только на каникулы. Они, на зависть местным гарнизонным матронам, очень любили друг друга, дорожили каждой минутой таких редких встреч. Ещё не надышались они пьянящим воздухом любви, как впереди – целый год разлуки, целый год войны. Тяжело переживала это известие и Светлана. Только одно утешало – рядом с её Сергеем будут его друзья – Володя Рудницкий и Серёжа Фирсов. Верила, что если что – они прикроют, спасут. Вскоре им объявили дату отбытия в Афганистан. На 2-ой класс сдать они так и не успели. И оставалось-то всего ничего – 6 полётов. Обидно. Но кто на это тогда обращал внимание? Им было пора на войну…

02 июля 1981 года пузатый военно-транспортный Ан-12 доставил эскадрилью Ивана Дешанкова на раскалённую солнцем бетонку Кабульского аэродрома. После непродолжительного, но тёплого братания с улетающими в Союз сменщиками, первым на учебно-боевой спарке МиГ-21УС «пощупать» афганское небо поднялся комэск Дешанков. И уже в первом вылете с земли огненной россыпью потянулись трассы от пулемётов. Едва увернулся от них, как на посадке его снова окатил осиный рой пуль. «Тепло» встречали душманы, ничего не скажешь. После приземления собрал своих пилотов и рубанув в сердцах по воздуху рукой сказал, как отрезал: «Пацанов на боевые не брать! В бой пойдут – одни «старики»!» Пацаны – это восемь зелёных лейтенантов, которых ещё просто летать учить бы да учить, а там – война…

Условия для полётов – ужасающие. Жарища невыносимая – даже в тени 60 градусов! Самолёт на бетонке раскалялся до такой степени, что на крыле хоть яичницу жарь! В кабине «мигаря» на стоянке, рулёжке да и в наборе высоты пока не наберёт «обороты» кондиционер – сущий ад, парная! В лётном снаряжении, да в затянутом шлёме, казалось, что вот, вот и кровь закипит. Кругом пылища, от которой не было никакого спасенья. Поневоле им приходилось глотать эту афганскую пыль – землицу, глотать килограммами. Но если человек скрипел, но держался, то самолёт присяги не давал. Бывало хандрил и сопротивлялся, возмущаясь нечеловеческими условиями «труда и отдыха». Жара «съедала» у самолёта тягу двигателя, пыль, проникая даже в самые защищённые, нежные узлы, ускоряла его старение и износ. На посадке «горела» резина колёс, «горели» тормоза… Наш человек – крепче железа. Без кондиционера (ишь чего захотел!) проживал в «модуле», в одной комнате с ещё девятью сотоварищами, на скрипучей железной солдатской кровати, поминал «добрым» словом тыловиков и каждый день уходили в неласковое афганское небо выполнять боевую задачу.

Прошло совсем немного времени и раскручивающейся с каждым днём всё больше и больше молох войны, не мог не поднять в небо и дешанковских пацанов. Закрепленная за «стариками» - опытными лётчиками (в качестве ведомых), стала летать на боевые задания и молодёжь. Но золотое дешанковское правило «пацанами зря не рисковать» - действовало в его эскадрильи всю войну. Одним из первых вылетел на задание Сергей Крошин. Он был ведомым у командира звена капитана Владимира Шульгина (отличный пилот, спустя годы, ставший лётчиком-испытателем). Летали в основном на фоторазведку, что в горах отнюдь не поход к тёще на блины. Кстати, то, что разведчики летали именно на разведку, то есть использовались по своему прямому предназначению, заслуга того же Дешанкова. Он не был карьеристом, и смело отстаивал своих пилотов перед вышестоящим начальством, которое грозно требовало более активного их участия в нанесении бомбовых ударов. «Мы разведчики – а не бомберы». Такие не в чести у генералов, но в почёте и в памяти людской. Да и много ли было проку от «сверхточного» бомбометания по крышке спиртового бачка. Вскоре, кстати, все поняли, что лихими «кавалерийскими» атаке в Афгане не навоюешь, и без тщательной авиаразведки там не проводилась ни одна операция.

А работы для авиаразведчиков было очень много. Ещё когда кремлёвские стратеги только начали с воодушевлением рисовать на картах красные стрелы ввода войск в Афганистан, вдруг обнаружилось, что даже самих самых толковых карт этой страны в наличии не имеется. А те которые были – безнадёжно устарели: русла рек повысыхали или поменяли направление, исчезли старые и появились новые дороги, кишлаки, оазисы… Для лётчиков полёт по таким картам - всё равно что по глобусу. Шёл уже второй год войны, а проблему с картами так и не решили. С помощью аэрофотосъёмки разведчики сами занимались их уточнением. Летала и пара Шульгин – Крошин. Под ними на маршруте слобоориентирная горная местность, душманы, а под руками древняя карта. И «уникальные» приборы, для того чтобы не сбиться с пути: компас да секундомер. А самолёт не танк, в небе не остановишь, чтобы уточнить в соседнем кишлаке своё местоположение на вынужденную не сядешь – горы. Сказать, что условия для таких полётов были тяжёлыми, значит, ничего не сказать. Так как сплошное радиолокационное поле отсутствовало, то минут через пять после взлёта лётчики оказывались в режиме «свободное плавание». Рассчитывай только на себя и подсказки с земли не жди. Без самолётов-ретрансляторов об устойчивой радиосвязи тоже не мечтай. И у опытного пилота порой мурашки по коже от таких полётов, а что уж говорить о молодом двадцатидвухлетнем старлее?

Поначалу вся надежда у Сергея была только на ведущего, на Шульгина. «Бегал» в небе за ним, как цыплёнок за курицей, вращая головой на 360 градусов, боясь оторваться да отстать. Лётная мудрость гласила: научишься «сосать» крыло ведущего – выживешь. И научился – куда же деться-то! На задание всегда летали парой, дублируя на случай отказа оборудования аэрофотосъёмку друг друга. Ну а если одного из них собьют, то было кому в этом царстве горного безмолвия хотя бы «крестик» на карте поставить – где упал. А потом и помощь за собой привести.

По мере того как рос у Сергея Крошина «горный» налёт, усложнялись и стоящие перед ним боевые задачи: поиск и аэрофотосъёмка караванов с оружием, серыми змейками извивавшихся на горных тропах по пути из Пакистана, Обнаружение душманских лагерей и укрепрайонов, просмотра горных перевалов, на предмет возможности их использования бандитами. Ну и, конечно, аэрофотосъемка, и разведка районов, накануне ведения там наземными войсками боевых действий. Объекты разведки, как правило, находились в горных теснинах и ущельях, что очень затрудняло и без того ограниченные возможности по их распознанию и обнаружению, заставляя лётчиков буквально творить чудеса, выжимая не только из самолёта, но и из себя максимум возможного. Скорость, дабы не сбили, держали порядочную – не менее 1000 км/час. Лётчик после таких полётов – словно выжатый лимон. А ведь надо было ещё и безошибочно выйти в заданный район, правильно построить маневр на фотографирование и сделать это с первого захода. На втором могли и сбить.

Летали Шульгин с Крошиным и на радиотехническую разведку вдоль границы с Пакистаном. Такие полёты считались почти отдыхом: забирайся на высоту в 8800 метров, включай аппаратуру и топай себе по своему маршруту. Но не забывай, что совсем рядом, в небе шныряют пакистанские истребители. Так, что не зевай. Но даже и этот «отдых» заканчивался посадкой, которая на Кабульском аэродроме имела очень неприятную особенность. На третьем развороте, справа к самолёту вплотную подходили горы, с которых их постоянно обстреливали. Нервно-психическое напряжение было таким, что лётчикам казалось, что они видят, как в них целятся из «буров» и ДШК бородатые смертники. Мирную посадочную «коробочку» с четырьмя плавными разворотами пилоты «балалаек» в нарушение всех инструкций закручивали в такую спираль, с такими кренами, что это экстремальное маневрирование получило понятное каждому летчику, летавшему в Афгане определение: «упасть на аэродром колом». И «падали». Жить-то хотелось. Освоили посадку «колом» и три крылатых «мушкетера»: Крошин, Рудницкий, Фирсов. По вечерам, собравшись в кружок в «модуле», делились они друг с другом ещё не богатым военным опытом. У командира звена капитана Владимира Лисак, ведомым у которого летал Володя Рудницкий, душманы из пулемёта ДШК продырявили крыло. Смерть ходила совсем рядом, время от времени напоминая о себе своим леденящим кровь дыханием.. У разведчиков потерь не было, сбивали соседей – вертолётчиков. Траурные мелодии оркестра звучали над аэродромом всё чаще и чаще.

Даже во время боевой работы комэск Дешанков не забывал и о том, что его пацанам перед Афганом по вине нетерпеливых головотяпов из верхнего штаба не удалось получить 2-ой класс. Сдачу на класс он решил организовать здесь, в Кабуле. Из Москвы к ним по его просьбе прилетел сам председатель квалификационной комиссии ВВС полковник П.Голяхов. Пилотажная зона у лётчиков была в районе посёлка Бараки, где постоянно стреляли с земли. И не только стреляли, но и сбивали. На проверку техники пилотирования на «спарке» МиГ-21УС летал туда и Голяхов с Крошиным. Высокая оценка проверяющего, да ещё в таких специфических условиях, буквально окрылила Сергея. Он просто светился от счастья. Пошли в зачёт и реальные вылеты на боевое применение. Второй класс, полученный в Афгане, много стоит! После того, как лётчики выполнили по 50-60 успешных боевых вылетов, комэск Дешанков представил их к награждению орденами. В числе представленных был и Крошин.

Вскоре пришла и ещё одна радостная весть – у Сергея родилась дочь! Назвали Валерией. Всё складывалось у него хорошо, удачно и вдруг – беда… Неожиданно для всех Крошин оказался в госпитале в Ташкенте. На госпитальную койку его свалила не прицельная очередь душманского пулемётчика. Враг был невидим и коварен: вирусный гепатит. Первым заболел желтухой Крошин, за ним – ещё шесть лётчиков. После двухмесячного лечения им дали право выбора: возвращаться или не возвращаться в Афганистан. Крошин вернулся, вернулся в свою родную эскадрилью, в Кабул, где сделал за войну более ста боевых вылетов. В мае 1982 года в эскадрильи был большой праздник – из Москвы прислали для вручения боевые ордена. Старший лётчик старший лейтенант Сергей Крошин получил орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» третьей степени. Ордена Красной Звезды вручили Владимиру Рудницкому и Сергею Фирсову. Обмывали ордена широко, что в Афгане, в условиях сухого закона было, ох, как не легко… Но, что называется «кто ищет тот всегда найдёт» и бутылочку «Столичной» достать было можно и там. Легче всего это было сделать у лётчиков, которые летали на самолётах Су-17 и Су-25. Диаметр направляющих труб для пуска неуправляемых ракет С-8 из блоков Б-8М1 аккурат равнялся диаметру бутылки. В одном блоке двадцать направляющих, а блоков можно было подвесить, к примеру, на Су-25 аж восемь штук. Поэтому с таким нетерпением все ждали, когда из Союза в Афган будет перелетать очередной «сухой» штурмовик. Кстати, о «жидкой» контрабанде догадывались и таможенники и особисты, но надо отдать им должное – умело её «не замечали». Разведчики тоже периодически гоняли свои «балалайки» в узбекский Чирчик, на ремонт. Обратно МиГ-21Р обычно летел с заметно потяжелевшим от «сорокаградусного» «разведоборудования» подфюзеляжным контейнером. Но по сравнению со штурмовиком – это, конечно, были «слёзы».

10 июня 1982 года в Кабул прилетела разведэскадрилья майора А.Зимницкого из 293-го разведполка из дальневосточной Возжаевки – долгожданные заменщики дешанковцев. Среди лётчиков был и однокашник Крошина, Рудницкого и Фирсова по училищу Слава Константинов. Кто тогда мог предположить, что когда 12 июля Слава придёт проводить их перед отлётом в Союз, они простятся с ним навсегда. Вскоре он не вернётся на Кабульский аэродром из боевого вылета. Погибнут и ещё трое лётчиков-разведчиков из этой эскадрильи: майор Олев Яассон, капитан Виктор Лабнищев, старший лейтенант Александр Миронов. Подполковник И.Дешанков за год войны в Афганистане в своей эскадрильи потерь не имел – ни в лётчиках, ни в самолётах. Не забыл он своих пилотов и после Афгана. Крошину, Рудницкому и Фирсову после возвращения с войны «светила» замена в Забайкалье, в забытую Богом Борзю, где «сидел» 101-й отдельный полк на МиГ-21Р. Через своего друга, того самого полковника П.Голяхова он помог им получить назначение в 10-й ОРАП в Щучин. Спас Дешанков от почётной послеафганской ссылки по союзным «дырам» и других лётчиков своей разведэскадрильи. Повезло всё же им с командиром, ох, как повезло.

24 сентября 1982 года после двухмесячного «афганского» отпуска Сергей Крошин прибыл в город Щучин для дальнейшего прохождения службы во 2-ой эскадрильи 10-го ОРАП, которой командовал тогда майор Владимир Рябов. Вторая эскадрилья была не только лучшей, но и самой спортивной в полку. Так, что Сергей пришёлся в ней ко двору и как лётчик, и как спортсмен. Удачно вписались в коллектив эскадрильи и Рудницкий с Фирсовым. Три крылатых мушкетера вновь не только летали, но и жили вместе – в одной комнате офицерского общежития. Свободного жилья в городке не было и свои семьи им привезти было некуда. Поначалу все трое чувствовали к себе особое пристальное внимание. Особенно со стороны лётчиков. Оно и понятно: боевого опыта и боевых орденов никто тогда, кроме них, в полку не имел. Но не прошло и полгода, как афганская война постучала и в двери 10-го ОРАП.

Из Москвы пришло указание готовить эскадрилью на МиГ-21Р для отправки в Кабул. Так как 1-ая эскадрилья полка летала на МиГ-25РБ, то стало яснее ясного – лететь 2-ой эскадрильи Рябова. По существующему тогда порядку Крошин, Рудницкий и Фирсов могли отказаться от этой командировки, так как после их возвращения из Афганистана не прошёл и год. Но Сергей Крошин этой льготой не воспользовался – согласился. Но вмешались врачи, обнаружив гастрит, да плюс к этому перенесённая болезнь Боткина. Словом, добро на войну он не получил. Рудницкому с Фирсовым кадровики предрекали в лучшем случае переучивание с «балалайки» МиГ-21Р на «чемодан» МиГ-25РБ, в худшем службу «за кривым озером», то есть в Забайкалье. Выпало первое, хотя переучиваться с пилотажного МиГ-21Р на имеющий славу самолёта с аэродинамикой кирпича МиГ-25РБ им очень не хотелось. Сергею Крошину который от Афгана не отказывался, повезло больше. Его на время командировки 2-ой аэ в Кабул прикомандировали к 3-ей аэ 927-го истребительного полка, что базировалась в Городе Берёза и летала на МиГ-21БИС. Однажды их всех троих вызвал к себе командир 10-го ОРАП полковник Бенедюк. Шли, терзая себя догадками. Не успели переступить порог командирского кабинета, как были ошарашены необычным приказом: «Тяните жребий!» Недоумённо поглядывая друг на друга вытащили из руки командира по спичке. «Поздравляю тебя, Крошин, поздравляю с квартирой, - радостно потряс за плечи ещё ничего не понимающего Сергея, Бенедюк, - твоя сегодня удача!» Так Сергей Михайлович Крошин получил первую и как оказалось, увы, последнею в своей жизни квартиру на улице Островского, 15.

15 июля 1983 года 2-ая аэ улетела на войну, в Кабул. Через год они вернутся, вернутся все, живыми и невредимыми, вернутся с боевым опытом и орденами. Рябов пошёл на повышение, а командиром эскадрильи назначили подполковника Владимира Коваля. При нём эскадрилья к титулам отличной и спортивной добавила и ещё один – самой поющей. Причиной этому стал десант в эскадрилью в 1984 году десяти молодых пилотов-выпускников Харьковского лётного училища. Среди них только один лейтенант Андрей Степанов перепел бы все ВВС Белорусского военного округа. Настоящий был курский соловей! За роялем не было равных Виктору Писареву. Ну, а остальные «раз арфы нет – возьмите бубен» играли, пели и плясали так, что когда в Доме офицеров они давали концерт – в зрителях был весь Щучин.

Если в волейбол 2-ю эскадрилью победить было не возможно – не позволял Крошин, то с приходом лейтенанта Андрея Мартынчика 2-ая стала сильнейшей и на футбольном поле. Настоящего футбольного самородка – «щучинского Пеле» Мартынчика неоднократно и на полном серьёзе звали играть в Минск, в команду мастеров. Не случайно Мартынчик попал в звено, которым командовал капитан Сергей Крошин. Кроме него под началом у Сергея летали и ещё два харьковских «быка» (б/к – лётчик без класса – Прим.авт) – лейтенанты Саша Пивовар и Виктор Поступной. Как вспоминает ныне полковник наших белорусских ВВС Андрей Мартынчик, командиром Крошин был строгим и никому из них троих по причине спортивных или музыкальных успехов, поблажек не давал. Зато щедро, с удовольствием делился с ними, «желторотиками», своим опытом, навыками и лётными хитростями. Им повезло – Крошин в ту пору вступил в ту золотую пору лётной мудрости, когда в небе для него не осталось тайны, любое задание – по плечу, а самолёт освоен и изучен до последнего винтика. На казённом языке документа это звучит так: «Лётчик 1-го класса капитан С.Крошин подготовлен в полном объёме Курса боевой подготовки разведывательной авиации 1981 года». В 1985 году его питомцы сдали на 3-ий класс, что было отмечено традиционным русским способом: широко и с песнями. Андрей Степанов, как всегда, затянул и свою любимую, свою коронку – визборовскую «Серёга Сажин»: «Идёт на взлёт по полосе мой друг Серёга, мой друг Серега, Серега Сажин…» Рядом подпевал в полголоса и Крошин. Всего через год, когда Сергея Михайловича не станет, в этой песне Андрей заменит фамилию Сажин, на Крошин и на всех концертах будет звучать, подкатывая комком к горлу, заставляя смахнуть со щеки слезу: «Серёге Крошину легко под небесами, другого парня в пекло не пошлют. А он чуть – чуть не долетел, совсем немного не дотянул он до посадочных огней». Из того уже, увы, далёкого 1985 года у многих однополчан Сергея почему-то остался в памяти спортивный праздник, посвящённый Дню Воздушного Флота, который проводился 17 августа. Крошин был капитаном команды 2-ой эскадрильи, которая в тот день выиграла буквально всё. Сергей Михайлович блистал и на волейбольной площадке, и в эстафете, и в кроссе…

Получая вместе со своими ребятами призы за первые места из рук заместителя командира полка подполковника В.Рябова, был безмерно счастлив. Кто мог тогда подумать, что ровно через год – 17 августа 1986 года эти же ребята будут устанавливать своему капитану на холме у деревни Тальковщина скорбный, траурный обелиск.

По крупицам собирая воспоминания о Сергее Михайловиче Крошине, я невольно ловил себя на мысли, что постоянно при этом натыкаюсь на один и тот же день недели – пятницу. В пятницу 24 сентября 1982 года он впервые приехал в Щучин, в пятницу 19 августа 1983 года стал лётчиком 1-го класса, в пятницу же 21 декабря 1984 года он отметил и последний в своей жизни день рождения. 15 февраля 1985 года, и тоже в пятницу, он вышел на службу после последнего отпуска, чтобы спустя год, и именно в пятницу 10 января 1986 года, подняться в последний полёт на самолёте МиГ-21Р с бортовым номером «73», который сошёл со стапелей горьковского авиазавода № 21… в пятницу, 31 марта 1967 года. Авиационная статистика, как известно, пятницу не жалует. Уж очень день этот богат на происшествия и катастрофы.

10 января 1986 года обычным для 10-го ОРАП не был. В части проводилось важнейшее, почти ритуальное, по тем временам мероприятие – партийное собрание полка! «Приглашались» все без исключения, не взирая на чины и ранги. Но в этот день исключение всё же было сделано – для группы руководства полётами и лётчиков, которые задействовались для выполнения спецзадания. На Обуз-Лесновском полигоне было в самом разгаре учение 50-й гвардейской Донецкой дивизии дважды Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова II степени мотострелковой дивизии 28-й Краснознамённой общевойсковой армии. Сдержав наступление «врага», готовился к переходу в контрнаступление 69-й гвардейский Знаменский Краснознамённый орденов Суворова и Кутузова танковый полк этой дивизии.

По горькому опыту афганской войны пехота без разведавиации теперь даже и на учениях не делала никаких резких «телодвижений». Помнили, что «враг» не дремлет и в любой момент может наказать. В 10-й ОРАП пришло распоряжение вышестоящего штаба на проведение разведки и изготовление фотопланшетов в интересах 50-й мсд. На авиационном языке это спецзадание называлось упражнением № 4 Курса боевой подготовки разведавиации: «Полёт на разведку войск в районе их сосредоточения и при передвижении». Это и было то самое спецзадание, для выполнения которого выделялись от полка два опытнейших лётчика-«афганца»: командир звена капитан Сергей Крошин и кавалер ордена Красной Звезды заместитель командира эскадрильи майор Евгений Бондарев. В связи с тем, что командир полка полковник Лобов с 14 часов должен был быть на партсобрании ответственность за подготовку и проведение разведывательного спецзадания возложили на заместителя командира полка В.Рябова и командира 2-ой эскадрильи подполковника В.Коваля.

Для таких асов как Крошин и Бондарев задание не было слишком трудным, не вызывал затруднений и маршрут полёта – «исхожен» им десятки раз. И только одно вызывало беспокойство – погода. Она была в тот день весьма неласковой: низкая облачность, с нижним краем всего 250 – 300 метров, видимость – 3 километра, в снежных зарядах и того меньше 1500 – 2000 метров… Но на щучинском аэродроме не стихал гул авиационных турбин истребителей МиГ-23МЛ – шли командирские полёты в 979-м истребительном полку по «крутому» варианту погоды – установленный минимум пониженный. В воздух поднимались самые опытные лётчики – от командира звена и выше. Но лётчиков-разведчиков интересовала погода не столько в районе аэродрома, сколько в районе разведки. А там она была ещё хуже, но по докладу начальника метеослужбы полка капитана Петра Подставского прогнозировалось её улучшение. И действительно – погода стала улучшаться. В 13 часов 10 минут автобус с Крошиным, Бондаревым и группой руководства полётами подполковника Николая Сдобнова выехала на аэродром. С ними были подполковники Рябов и Коваль, и ещё один лётчик – капитан Владимир Рудницкий. Ему в этот день предстояло перегнать МиГ-25РБ на авиаремонтный завод в Запорожье. Пока погода не соответствовала выполнению задания, лётчики убыли в «высотный домик» где Сергей Крошин тут же «схватился» с техником по высотному оборудованию прапорщиком Виктором Антоновичем в шэш-бэш – любимейшую игру многих поколений советских лётчиков. Добрейший Виктор Емельянович как тонкий психолог, да и просто человек, очень любивший лётчиков, перед вылетом всегда им проигрывал. Всякий раз при этом, картинно сокрушаясь и кляня себя последними словами, он доставлял им, не замечавшим подвоха, настоящую, почти детскую радость, снимая тем самым напряжение перед полётом.

Вскоре погода улучшилась и над аэродромом и в районе разведки. Быстро облачившись у Антоновича в лётное снаряжение, лётчики заняли свои места в кабинах самолётов. Первым, оглушая окрестности гулом могучих двигателей, вырулил на старт МиГ-25РБ капитана Рудницкого. Следом покатилась по рулёжке, ощетинившаяся двумя подвесными баками и разведывательным контейнером «Д» «балалайка» Сергея Крошина. На взлёт пошёл МиГ-25РБ. Трудно сегодня сказать, о чём думал Крошин, глядя на то, как растворяются в небе два огненных факела от самолёта Рудницкого. Возможно, завидовал другу – то летел на его родину: от Запорожья до милой сердцу Васильевки рукой подать…

В 15 часов 01 минуту стремительный МиГ-21Р капитана Крошина, окатывая промёрзшую бетонку пламенем форсажа, оторвался от земли и стал набирать высоту. Привычный отворот вправо, на азимут –102 градуса. Пущен секундомер, скорость 650 км/час, высота 300 метров. В эфире бодро звучали доклады лётчика. Уходящий по маршруту на Запорожье Рудницкий ещё долго слышал в своих наушниках радиообмен Сергея с землёй. И никто в мире не мог тогда предсказать, что слышит этот голос в последний раз.

Под крылом самолёта Крошина привычно промелькнули Пильчуки, Большое Можейково, Ходоровцы. Ровно через две минуты 10 секунд первый объект разведки: в самом центре пилотажной зоны № 2 у деревни Песковцы был, развёрнут тактический полигон, на «вооружении» у которого находились надувные резиновые «першинги» и сделанные из трёх подвесных топливных баков «грозные» ЗУР «Хок». Отворот на расчётный угол, заход – объект сфотографирован. Теперь курс на Барановичи, через 6 минут 20 секунд разворот над ними и выход с азимутом 270 градусов на Обуз-Лесновский полигон. Здесь основная работа и Крошин «ходит» над полигоном «галсами» на высоте 500 метров почти 18 минут, сделав 5 заходов на фотографирование. Лётчик доложил на КП в Барановичах о выполнении и этого задания. Остался ещё один район: деревня Шиловичи – полигон «Чепелево», что южнее Слонима. Погода между тем стала ухудшаться, пошёл снег.

В 15 часов 25 минут из Щучина по этому же маршруту дублируя задание Крошина вылетел майор Бондарев. Крошин тем временем разворотом на 270 градусов, сделал заход на Чепелево, но из-за ухудшения погоды уверенности в качестве аэрофотосъёмке, видимо, у него не было. И он принимает решение, ставшее для лётчика роковым. В эфире прозвучало: «Ещё один заход…». Офицер боевого управления ГРП в Щучине майор Голяченко по опознаванию в 15 часов 36 минут обнаружил радиолокационную отметку самолёта Крошина. Она была слабая и неустойчивая, а затем и вовсе пропала. Доклады от лётчика больше не поступали, на запросы он не отвечал. Попытались выйти на связь с Крошиным и через находящего в воздухе Бондарева – тщетно. Сам Бондарев, после фотографирования объектов на Обуз-Лесновском полигоне в связи с ухудшением видимости в районе Чепелево, выполнение задания прекратил. Ручку на себя – в набор высоты 900 метров и курс на свой аэродром.

В Щучинском гарнизонном Доме офицеров был апогей партийного форума – зачитывался проект постановления собрания, когда капитан Крошин начал выполнять второй, оказавшийся для него роковым, заход на цель. Как вспоминают сегодня жители Слонима – очевидцы тех событий, самолёт Крошина под облаками, на низкой высоте с очень громким гулом прошёл над городом и скрылся в пасмурной, снежной пелене. Через некоторое время севернее города громыхнул взрыв. Самолёт разбился. Что стало причиной, истинной причиной этой трагедии известно только одному человеку на земле – лётчику Сергею Крошину. Несмотря на наличие на самолете «чёрного ящика» тайну своей гибели лётчик, как правило, уносит с собой.

Окрестности Слонима – весьма не простой район для полётов. На 250-метровую высоту вознеслись, мигая ярко-красными сигнальными фонарями 6 мачт системы дальней радионавигации, севернее города у деревни Тальковщина громоздятся, поросшие лесом, крутые холмы. В этом районе и начал выполнять повторный разворот на объект разведки Сергей. По записям «черного ящика» САРП-12ПГ, как сегодня вспоминает майор запаса Владимир Рудницкий, было видно, что где-то за 45 секунд до столкновения самолёта с землёй на плёнке записан всплеск, характерный для удара. Лётчик потянул ручку на себя – самолёт набрал высоту 400 метров, но затем со снижением пошел к земле… С чем же столкнулся самолёт? Основное предположение: в фонарь кабины лётчика попала птица. Но так как фонарь на месте катастрофы не нашли – версия, так и осталась версией. Известно одно. Последнее, что видел в своей жизни Сергей, если он тогда ещё мог, был в состоянии видеть, - это окраина деревни Тальковщина. Левая педаль вперёд, ручка управления самолётом влево – лётчик бросил самолёт в разворот, уходя от деревни, но… Чудом миновав на окраине деревни две линии электропередач, самолёт с левым креном в 45 градусов, на скорости около 800 км/час зацепил плоскостью крыла о крайний дом по улице Молодёжной и ударился о землю.

После удара, разрушающийся самолёт подбросило, перевернуло и он взорвался на соседней хатой. В саду этого дома, у яблони, упал, вырванный из кабины самолёта чудовищной силой взрыва, лётчик. Удар падающего самолёта весом 7110 кг (в том числе – 1415 литров керосина) сильно разрушил и воспламенил два дома. Обломки «мига» разлетелись по всей деревни. Двигатель, спинку кресла лётчика, остатки топливного бака, «черный ящик» САРП-12ПГ с трудом нашли в снегу за 400 метров от места взрыва, в районе сельского кладбища. Разрушенная часть правого крыла со стойкой шасси продырявили крышу ещё одного дома… Из жителей деревни, слава Богу, никто не пострадал. Задело только Гену Филипчика, который шёл в момент трагедии по улице: осколками дюрали разорвало куртку.

Сразу же после происшествия, из Москвы для расследования авиакатастрофы срочно вылетела комиссия во главе с самим начальником Службы безопасности полётов ВВС МО СССР генерал-лейтенантом авиации А.Масалитиным. В составе комиссии был и старший инспектор-лётчик боевой подготовки ВС полковник П.Голяхов, которому в Афгане Сергей Крошин сдавал на 2-ой класс…

А в это время над щучинским авиагородком уже висела и с каждой минутой становилась всё более и более осязаемой боль. Боль утраты. Она сжимала сердце, делали ватными ноги, затормаживала ход мысли, наливала свинцом веки, в землю опуская взгляд… Боль, боль и какое-то безотчётное вселенское чувство вины. И сегодня все вспоминается как в тумане, урывками. Нервно, молча курящие сигарету за сигаретой лётчики на крыльце у штаба и у подъездов домов. Гнетущая, непривычная для авиационного городка тишина. Скорбная делегация к семье, где самому стойкому пришлось сказать Светлане Александровне самые страшные слова: «Сергея больше нет…». Бледное, как полотно, лицо командира полковника Валерия Лобова, у которого в этот день исполнилось ровно месяц, как он руководит полком. Эта была первая и далеко не последняя при нём трагедия в части. Страшно невезучий был командир. Да и могло ли быть иначе у человека, которого назначили на должность командира полка приказом от 13 числа? Дней, что ли у кадровиков других не было?

Через два дня весь гарнизон, от мала до велика, прощался с Сергеем Михайловичем Крошиным. Из тягостного, разрывающего душу на части, церемониала навечно врезалось в сердце и до сих пор стоит перед глазами минута прощания на аэродроме, когда в чёрное чрево транспортного Ан-24 устанавливают гроб с телом Сергея Михайловича, сопровождающие его в последний путь подполковник Владимир Коваль, майор Петр Дяченко, капитаны Александр Пивовар и Виктор Поступной, а рядом горько и безутешно рыдающий добрейший Виктор Емельянович Антонович. Тот самый прапорщик Антанович.

Нынешней зимой календарь вновь поставил 10 января на пятницу. Как и тогда… Какой-то внутренний голос, голос из самого сердца позвал меня в дорогу – давненько я уже не был там, в Тальковщине, не навещал Сергея Михайловича. Связался с живущими ныне в Щучине его друзьями - однополчанинами – подполковником запаса Владимиром Ковалем и майором запаса Владимиром Рудницким. Решили съездить вместе, но пока суть да дело – выбрались только в начале февраля. По дороге Владимир Цезаревич Рудницкиий твердил нам, увы, о злоключениях семьи погибшего друга. Об унизительной борьбе вдовы Светланы за квартиру в Херсоне, и о трагедии с доченькой Валерией, которую сбила правительственная «Волга». Слава Богу, обошлось, выходила. На 5-ю годовщину гибели мужа она в последний раз приезжала в Щучин и в Тальковщину. Светлана очень любила Сергея, с которым и пожить-то, толком не довелось. На досужие расспросы о повторном браке с грустью отвечала: «Второй раз в жизни счастливый билет не вытащишь…».

А на холме за Тальковщиной всё так же блестит на солнце обелиск военному лётчику Сергею Крошину. Отсюда хорошо видны и Слоним, и сама деревня, и те два дома, которые пострадали во время авиакатастрофы. Они полностью восстановлены за счёт государства, а потерпевшим убытки жителям, компенсировали всё до последнего гвоздя. Всё делалось под личным руководством тогдашнего заместителя командующего ВВС БВО по тылу генерал-майора авиации К.Крепского, который уже через два часа после катастрофы прилетел на вертолёте и сел в сумерках прямо на дороге, у деревни. Его здесь поминают добрым словом до сих пор.

Рядом с домом Марии Викентьевны Борисик, почти на месте, где самолёт столкнулся с землёй стоит, освящённый батюшкой, крест – оберег с рушниками. Мария Викентьевна в тот день с внучкой, когда их дом зацепил крылом падающий «миг», смотрела телевизор. Дом рухнул, а у них – ни царапины. Теперь вот поставили крест, чтобы уже никогда здесь больше не было беды. Памятный обелиск Сергею Крошину сначала хотели поставить у той самой яблони, во дворе дома по улице Молодёжной, 3. Этот дом был тоже разрушен взрывом, и в нём были люди. Невестка хозяина дома Владимира Фёдоровича Феоктистова, Лена с двумя детьми, только вышла из комнаты, как её дома в одно мгновенье не стало. Сегодня Сергей (ему тогда было всего месяц) учится в Жировичском техникуме, а Андрей – на втором курсе Минского экономического института. Сам Владимир Фёдорович Феоктистов и его жена Надежда Константиновна люди не здешние. Познакомились в Казахстане, где поднимали целину, строили ГЭС. Владимир Фёдорович сам из-под Ленинграда. Пережил блокаду, которая отняла у него брата и сестру. В 1976 году за 300 рублей купили фундамент этого дома, а закончили все работы и по-настоящему встретили первый Новый Год 1 января 1986 года. Через 9 дней – беда. Владимир Фёдорович и сегодня, семнадцать лет спустя, рассказывая о том дне, заметно волнуется, переживая всё заново: «Я тогда работал шофёром на стройке. Вижу с дороги – у нашего дома крыши нет. Все кругом оцеплено – милиция, КГБ. Выпрыгнул из кабины и бегу, ног под собою не чуя. К самому дому сначала не пустили. Затем всё же прорвался. Рядом с домом, на улице, все вещи лежат. А во дворе, у яблоньки, лётчик, приборы из кабины и часы. Остановившиеся стрелки замерли, показывая время трагедии: 15 часов 36 минут».

Вместе с Ковалем и Рудницким мы ещё долго сидели в тот февральский день в гостеприимном доме Феоктистовых, вспоминая и вспоминая прекрасного парня, военного лётчика Сергея Михайловича Крошина. Никто из жителей деревни на него зла не держит, навещают памятный обелиск, где всегда лежат цветы, а летом – яблоки. А то, что кто-то унёс дверцу и цепочку с оградки, так на них только пришлый мог позариться, у местных, уверены, руки никогда не поднимется.

Возвращаясь из Тальковщины, по пути в Щучин мы заехали и ещё на один дюралевый погост. Наши, из 10-го ОРАП, ушли здесь в последнее пике на Як-28Р, отвернув от соседней деревушки. За это их имена до сих пор живут в названиях местных улиц. Эх, сколько же их по земле белорусской стоит, этих скорбных обелисков!

Прав был легендарный капитан Татаренко – по ним можно и без карты летать, по этим скорбным дюралевым ориентирам памяти.

Военный лётчик умирает дважды. Первый раз – когда погибает, второй – когда его забывают. Будем помнить.